Форум » Клубная литература » Литературный конкурс "ПРОЗА". » Ответить
Литературный конкурс "ПРОЗА".
Drew: Голосование проводиться ТУТ Литературный конкурс "ПРОЗА". Молодые и уже не очень, талантливые и только начинающие, успешные и не признанные писатели могут принять участие в литературном конкурсе нашего Клуба творческих и умных. На конкурс принимаются работы выполненные в жанре проза. Литературный конкурс либерален - посетители сами определяют победителя путем голосования за понравившееся произведение. Начало голосования 1 августа 2013. Сроки проведения - три месяца. ---------------------------------------------- Для участия в голосовании размещайте ваше произведение в этой теме в виде поста: 1)Номер вашего произвеения. (см. номер предыдущего поста) 2) Ваше произведение:
Ответов - 12, стр:
1 2 All
fagea: 1) 1. 2) Искра. Это было маленькое тихое озерцо, совсем рядом с городом. Ночью оно было особенно таинственным. Казалось, что можно пройтись по лунной дорожке и попасть в какой-то другой мир, где нет проблем с деньгами, с людьми… Но, дорожка всякий раз оказывается мокрой и зыбкой и пройти по ней невозможно. Подросток, сидящий на берегу озера, опустил голые ноги на лунную дорожку и они свободно коснулись каменистого дна. Он вздохнул. Рядом послышалось тихое шуршание и рядом с мальчиком на берегу появилась кошка. Самая обычная, гладкошерстная, серо-полосатая, хотя в полумраке она и казалась почти чёрной. Кошка тихо мяукнула, села рядом и тоже стала смотреть на воду. - О чём ты думаешь, кошка? — спросил мальчик, не глядя на неё. - Моу… — мяукнула кошка. Мальчик протянул руку и погладил короткую шёрстку, кошка не отшатнулась и потёрлась щекой о его ладонь. - Красиво правда? — спросил мальчик. - Миу, — ответила кошка просительно-жалобным тоном и залезла к мальчику на колени. - Жаль, что кошки не любят воду… впрочем прохладно… — снова заговорил мальчик, машинально поглаживая кошку. - Мур… — замурлыкала кошка. - Как же жаль, что кошки не умеют разговаривать… - М-Я-У! — сказала кошка, раздельно выговаривая каждую букву. Мальчик оторвал взгляд от воды и посмотрел в её круглые зелёные глаза. - Не все кошки… — голос кошки оказался красивым, в меру нежным и в меру твёрдым. — Я — умею. - А ты какая-то особенная? — мальчик даже не удивился. Этой ночью ему хотелось поверить во что угодно, лишь бы это не было серым и скучным. - Да. Я — ТВОЯ кошка. - Но у меня никогда не было кошки, — удивился мальчик. - Я твоя, не потому, что принадлежу тебе. Я просто ТВОЯ. - Не понимаю… — мальчик снова перевёл взгляд на воду. — Как можно быть чьей-то и ему не принадлежать? - Твои родители принадлежат тебе? - Нет… - Но ведь они ТВОИ? - Да… - Ну вот как-то так… Они молчали обдумывая слова, сказанные друг другу. Мысли текли медленно, как вода в озере. - А как же «кошка гуляет сама по себе?» — спросил мальчик. - Кошка гуляет либо по земле, либо по крышам. А чтобы гулять по самой себе — как минимум нужно раздвоиться. - Я не это имел ввиду. - Я знаю, — сверкнула глазами кошка. Я независима — как и ты и все остальные. Но, тем не менее, я — ТВОЯ. - А я — твой? - В некотором роде, — кошка дёрнула ушами, и мальчику показалось, что она пожала ими, как человек плечами. Они некоторое время молчали. Вода тихонько плескалась, негромко шумела трава… Кошачьи уши вертелись во все стороны, ловя звуки ночного озера. Мальчик же думал о кошке. - А почему ты раньше не приходила? Мне часто бывало так одиноко… а с тобой… с тобой хорошо, хотя мы и знакомы всего несколько минут. - Я знаю тебя с самого рождения. А ты меня не замечал, до тех пор, пока я тебе не стала действительно нужна. Ты просто был не готов. - Тогда ты, видимо, очень старая кошка? - Свои кошки, живут столько же, сколько и их люди. Не больше, но и, обычно, не меньше. - И у всех есть своя кошка? - Нет конечно. Только у тех, кому они нужны. Вот как ты, например. Ты одинок, и тебе грустно… Но это не самое главное. - А что — главное? - Главное — искра! - А что это? - Искра… о, о ней можно говорить долго и долго, написать многие томы непонятных книг и так ничего и не понять. Кошка спрыгнула и подошла к самой воде. Она тронула лапкой воду и в ней отразился несуществующий костёр. - Искра может согревать… — удар лапкой превратил костёр в пожар. – А может обжигать. Искра может нести свет, а может, — удар лапкой показал в воде чёрное жуткое пожарище, со скелетами деревьев. — Тьму и пустоту. Всё зависит только от тебя. - Я что — избранный? — голос мальчика вздрогнул. - Нет, — голос кошки стал немного насмешлив. — Искра так же может и тлеть в тебе, не найдя воздуха для горения, и никто никогда её не увидит. - Почему? - Потому что свобода — это самое главное в жизни, — кошка вновь запрыгнула к нему на колени и свернулась клубочком. Они смотрели на лунную дорожку и молчали. Долго. Наконец, мальчик спросил: - А почему она у меня есть? - О… этот вопрос явно не ко мне. - Понятно. Они снова помолчали. - А Чеширский кот — свой кот Алисы? - Не знаю… может быть. А может быть, это был кот Льюиса. - Да, действительно. Они долго молчали. Луна медленно ползла по ночному небу, скрытно кружились звёзды, где-то пела какая-то ночная птица… Музыка ночного леса завораживала обоих. - А почему ты пришла именно сюда и именно сейчас? - Я хотела помочь тебе разжечь твою искру. - Зачем? - Чтобы исполнилось твоё желание. - Какое? - Подумай сам. Мальчик помолчал. - А если там опять окажется только дно? - Значит, мы с тобой будем разжигать её в следующий раз. — Кошка спрыгнула с его колен и села на траву, грациозно обернув хвост вокруг себя. Мальчик встал и ступил на лунную дорожку. Она оказалась тёплой и неровной, как нежный тёплый песок. Она слегка прогибалась под ногами, но была вполне надёжной опорой. Мальчик пошёл вперёд, кошка, мяукнув, засеменила вслед за ним. Искра разгорелась и засияла в темноте. http://fagea.ru/2013/05/iskra/
Стан: 1) 2. 2) Кварц. Забавно то, как люди, или события способны оказывать влияние на Ваше духовное состояние, настроение, называйте, как угодно. Эта история об одном предмете, особенном предмете. Почему особенном? Об этом и пойдёт речь… Было солнечное утро, неплохое настроение и деньги на проезд. Мне как раз нужно было по делам в город, и я решил пройтись до метро пешком. Подкурил свой любимый красный «Мальборо» и направился вперёд по тротуару. На дворе была осень, на мне были темно-синие джинсы хорошего оттенка, короткая рубашка, светло-коричневого цвета, а поверх бежевая ветровка с нелепым капюшоном, я подумывал снять его позже. Как только я прошёл больницу, обратил своё внимание на идущего на встречу мужика. Он был, прилично одет и носил усы. По мне всё усатые были похожими на Йосифа Сталина и имели извращённое чувство юмора. Этот человек извинился и попросил угостить его сигаретой. - Да без проблем, держите – ответил я. - Спасибо, парень – поблагодарил меня он. И тут я почувствовал, как ко мне в карман попал довольно увесистый предмет. - Боюсь, вы спалились. - О чём это ты? - Это что за штука? – спросил я, доставая из кармана ветровки кристалл зелёного цвета, размером с кулак. - А, ты об этом. Он может стать твоим оружием, твоей энергией, либо твоей смертью. Решать тебе - Я вас не понимаю. - Думаю, тебе это ещё предстоит. Помни о дедукции – ответил он, развернулся и пошёл своей дорогой. «Выпивает, наверное» - подумал я, рассматривая подарок. Камень был правильной формы, имел четыре грани. Он напомнил мне один из кварцевых кристаллов моего отца, он любил их искать в горах, в пасмурную погоду. Один раз ему даже приснилось целое гнездо прозрачного кварца, на следующий день он его нашёл. У меня этих камней было полдома. Но этот зёленый цвет, мне показалось, что он едва заметно пульсировал. «Интересно, он светится в темноте?» - вздумалось мне. Я крепко его взял, чтоб не уронить и собирался положить в карман, но тут произошло что-то непредвиденное. Одна из граней под давлением моего пальца впала вовнутрь. Всё вмиг стало таким насыщённым и красивым, я мог любоваться чем угодно, даже канализационным люком, какой красивый это был люк! А камень приобрел красный цвет. Я непроизвольно улыбнулся и пошёл дальше. Вдруг я почувствовал резкий прилив сил, и, вы не поверите, я пробежал метров двадцать вприпрыжку с улыбкой до ушей. Затем остановился. «Что со мной?» - я был просто счастлив. Дойдя до остановки, я увидел девушку. «Стой! Остановись! Не смей!» - приказывал мне мозг, пока я бежал к ней. Подойдя, я поцеловал её так крепко и так нежно, Ди Каприо с Уинслет тут не попадали. Она не сопротивлялась, ей, похоже, нравилось. Я покончил с ней, улыбнулся и пошёл дальше. Мне вдруг перехотелось ехать куда-либо, в конце концов, я был в последнее время уж слишком педантичным, можно было бы и сделать исключение. В конце концов, это не было обязательным. Я собрался домой, захотелось написать кому-нибудь, кого давно не видел или позвонить. Вернувшись силы, покинули меня, я был как выжатый лимон. Я решил вздремнуть несколько часов, я любил это, ведь потом на вечер будет свежая энергия. Пробудившись, я обнаружил, что уже утро. «Какого?» - задумался я. «Быть может, это был сон?» - думал я, направляясь в прихожую, и шаря по карманам ветровки. Но не тут то было, он был на месте, всё такой же красный, он и правда светился, свет в прихожей был выключен. «Дела…» - так я подвёл итог вчерашнего дня. Положил камень на холодильник, и пошёл чистить зубы. Закончив, я сделал себе кофе, утром кроме бутербродов мне никогда ничего не лезет, а их я делаю на вторую чашку, ведь первая по закону с сигаретой на балконе пьётся. Возвращаясь в комнату, я вновь обратил взор на булыжник. Минуту подумав, я всё же сел за компьютер. Часок послушал музыку, затем вспомнил, о незаконченных делах. «Чёртов центр» - я не любил его, ведь я там учился, а за четыре года он мне надоел похлеще родного района. Я надел вчерашний прикид. «Вновь этот камень» - я взял его в руки, вновь попробовал нажать. Получилось. Он вдруг меня дико разозлил, и я швырнул его об стену, даже кусочка не откололось, а метал я сильно. Зато он приобрёл на этот раз серую расцветку. Я вдруг вспомнил слова того старика: «ПОМНИ О ДЕДУКЦИИ». Я не был Шерлоком Холмсом, но «Серый цвет сто процентов - меланхолия, раз уж красный - ярость» - подумал я. Надел на голову очки, на улице вроде снова было солнечно. Закрывая дверь, я чуть не оторвал ручку, чем был сильно раздражен. Я забыл поесть, пришлось направиться в «Кулиничи» через дорогу, это был хлебный магазинчик, но там были всякие слойки, с самой разнообразной начинкой и штруделя, он так назывался, ибо всё пеклось в посёлке с одноимённым названием. По пути всё смотрели на меня, буквально прожигали взглядом. «Какого хрена уставились, жалкие ничтожества? Надрал бы зад каждому. Вы все уроды» - возмутился я про себя. Зайдя в магазин, я заказал банку колы, и две слойки, одну с грибами, вторая была с курицей. - Твои глаза…- сказала удивлённо продавщица. - Что с ними? – резко отрезал я. - Они красные, как ягоды. - Да ну, а вы окулист? - Нет, но… - Вот и заткнитесь, тётя. А от меня отвалите! - Ты вроде не был таким никогда. - Я сегодня слегка не в духе, спермотоксикоз, наверное. - … - Оревуар, бабка – сказал я и хлопнул дверью. Выйдя наружу, я надел очки на глаза, раз уж так, палится не стоит, не хотелось мне в десятку загреметь. Тут вдруг, какой-то парень в спортивном костюме, пронесся стремглав мимо меня, а вдогонку, в метрах десяти, ковыляла бабулька. - Держи вора! – кричала она во всю глотку. Ну, я, долго не думая, отправил в дальний полёт банку кока-колы. Она угодила парню в затылок. Малый лёг вздремнуть. Подойдя к нему, я увидел женский кошелёк. Неся его за спиной, я открыл его, и забрал все купюры, засунув их в задний карман, я подошёл в этой бедной женщине. - Спасибо, тебе юноша – сказала она, улыбаясь и жадно хватая свою вещь из моих рук. - Да нет проблем. - Секундочку, я же брала с собой деньги – сказала она, открывши кошелёк. - Какой негодяй, неверное успел на лету всё вытянуть, но вы обыщите его, можете даже милицию вызвать, но вы меня не знаете. Кон-спе-ра-ци-я. - А-а-а – задумчиво, промолвила она. - Удачи, вам, мадам. - И тебе, милок. А ты симпатичный – сказала она, странно ухмыляясь. Я развернулся и пошёл. «Какой?! Я же был в очках, черт возьми. Ох уж эти бабки, ни хрена не видят уже» - подумывал я по пути к приятелю. Зайдя к нему на крыльцо, мне резко захотелось в сортир. «А тут неплохое место» - улыбнувшись, подумал я. Достал агрегат, и давай обливать крыльцо. Это продолжалось минуту. Затем струсив, я вспомнил код на двери «15», вообще-то «150», мой удар с ноги по замку не помог, и я воспользовался первым вариантом. Мой кореш жил на третьем этаже этого дома, поднимаясь на лифте, я выжег зажигалкой на потолке слово «ЛОХ». Мне стало немного смешно, я чувствовал себя школьником в этот момент. Выйдя из лифта, я позвонил в звонок. Открыл он, секунд тридцать спустя. - Приветик – сказал я. - Здорова, как ты себя чувствуешь? Я видел, что ты исполнял на крыльце. - Как сказал один умный человек, я чувствую себя ОТ-ЛИЧ-НО – ответил я, сняв очки, и широко раскрыв глаза. - Ни хрена… - Ну как сказать, милый взгляд, правда? - Что ты принял? - Да ничего, чашку кофе утром, потом кокса занюхал со шлюхой из лучшего борделя в городе, ну всё как обычно. - Хватит шутить, я серьёзно. - Да какие шутки – сказал я, сильно ударив кулаком стену, немного краски посыпалось вниз. - Выходи на улицу, будет весело – предложил я. - Я очень в этом сомневаюсь, ну хорошо, зайди пока. Я зашёл, подождал, пока он оделся, пару раз пнув его кошку ногой. Минут через десять мы вышли из подъезда и направились в парк. Там, на аллее, подошел какой-то крендель. - Сишь, баклан, дай сигарету. - Сигарету ты получишь после того, как станешь нормально одеваться, и сдашь мне экзамен по этике. Понял, тупой ты олигофрен? – ответил ему я. - Кто тупой? – сказал он и дал мне по морде, слабо, как девчёнка. Я сразу же ответил, предварительно собрав все силы, а их у меня было уже немного, он упал на асфальт, я сел на него верхом и начал наводить ему красоту. - Стоп, хватит! Остынь! – сказал друг и оттащил меня от него. - Мы уходим. Мы вернулись во двор и разошлись по домам. - Ляг спать по приходу, я прошу тебя – попросил приятель. - Заметано, старик – согласился я, так сил и правда осталось немного. Придя домой, я рухнул в постель. Проснувшись утром, я почувствовал стыд, страшный стыд за вчерашнее, я всё помнил, абсолютно всё. Я мигом встал, оделся и собрался выбросить кристалл в болото в яру. Бросил его в карман, выходя из квартиры, я оперся боком о косяк двери. И судя по всему, снова надавил на грань. «Чёрт!» Мне стало паршиво, дико паршиво на душе, ещё и вчерашнее давило на психику. Я нуждался в поддержке. Решил позвонить ещё одному другу, прогулки с ним мне всегда поднимали настроение, ведь мы с ним поливали друг друга дерьмом уже на протяжении многих лет, в шутку конечно. Зря я это сделал… Выйдя на улицу, я сразу увидел его, он был легко узнаваем по осанке. - Здорова – сказал он. - Привет – мы пожали руки. - Мне рассказали, что ты вчера чудил, во ты бахнутый. Меня это задело, сильно, прямо удар в душу. - Дибил, что случилось? – спросил он, мы постоянно так общались. Я захотел ответить ему что-нибудь в этом же духе, это я умел, но мозги не соображали совершенно. - Пошёл в задницу, олух – промямлил я. - Что с тобой, почему так оригинально? «Вот именно, что со мной? Опустить человека мне всегда удавалось на раз-два. Как же мне паршиво» - думал я. ОН МЕНЯ ЗАГНАЛ. - Та отвали ты, я не в настроении. - Да уж вижу. Весело было вчера? - Не то слово, слушай, я, наверное, пойду, я позавтракать забыл. - Тю, ну ладно, звони попозже - Непременно. По пути домой, я зашел в киоск, мне нравилась продавщица, хотелось её увидеть. - Можно, два литра кока-колы? - Держи – ответила она. «Что-то с ней не так, какая-то она мрачная» - анализировал я, на это я ещё, как ни странно, был способен. ОНА МЕНЯ НЕНАВИДИТ. Я вернулся домой, включил компьютер, зашёл на вк.ком. Ни единого сообщения… Я НИКОМУ НЕ НУЖЕН. Играли почему-то только мрачные песни, видимо подсознание. Так я просидел, часа три, мне так никто и не написал. Настроение опустилось, настолько низко, что я решил: СУИЦИД. Помнится у отца, был старенький Тульский Токарев, интересно. Я нашёл листок, нужно же было оставить что-нибудь, перед тем как… Я смог из себя выдавить только: «Простите меня». Я зарядил пистолет, приставил ствол к виску, сердце колотилось так, будто это не сердце вовсе, а чужой, пытающийся прорвать грудную клетку. Я собрался с силами. «Ну, начнём-с… раз… два… Стоп! Это же всё из-за проклятого камня!» Я опустил ствол, взялся за голову, и начал истерически хохотать. СОЖГИ ЗАПИСКУ. «А вот и мозг, храни тебя Господь»
salno: 1) 3. 2) Посиделки у костра. Когда на небе погасли все огни, на поляне, что рядом с лесоповалом горел костер, а рядом с ним образовалась большая тень. Летучая мышь, привлеченная светом костра села на ствол поваленного дерева. Где-то неподалеку завыл одинокий волк на луну. - Опять только лохматого ждем. - пробурчала себе под нос летучая мышь. - Сто лет живешь, а так и не наворчался? - спросила тень. - Подождем немного, вон, луна еще не взошла. - Сто лет, сто лет... Как время-то быстро летит. - мышь снова заворчала, пытаясь почесать себе спину. - Вижу вы опять без меня начали. - из леса к костру вышел волк. - Где тебя черти носят, лохматый? - Язык прикуси, ушастый. - резко огрызнулся он. - Вот только драки нам тут не хватало. - тень попыталась успокоить уже рычащих друг на друга друзей. - Не за этим мы сегодня собрались. - Он же первый начал. И всегда первый в драку лезет. - Я хотя бы во время прихожу, не то что некоторые. - мышь развалилась на стволе дерева. - Забудем это и начнем собрание. Тень вытянулась и превратилась в человека, полностью черного, чернее самого черного дегтя. Волк тявкнул, потянулся и тоже обрел обличье человека, лохматого и обросшего сильной щетиной. - А ты чего развалился? - бывший волк снова огрызнулся на мышь. - Сейчас-сейчас. - Хлопок и вместо мыши уже сидел бледный мужчина в плаще. - Начнем. - черный человек поудобней устроился на земле. - Думаю, всем известно, зачем мы сегодня собрались? - Ясно дело. Забывать нас стали. - Не верят в нас совсем. Помню в былые времена. Пойдет деревенская девка в лес по грибы, а ты как выскочишь, да как рыкнешь на нее, одни пятки сверкают. - Да, были времена. - мужчина в плаще утер слезу. - Не те уже девчонки стали. - А с тобой чего приключилось? - Буквально вчера, сидел я под деревом, вдруг слышу, идет кто-то. Я выглянул, девушка идет. Ну, думаю вот ты и попалась, голубушка. - Ну и? - Да не перебивай ты, лохматый. И без тебя тошно. Идет, значит, она, я встал, шагнул ей на встречу, думаю, знатный обед у меня будет. А она как закричит, как замашет руками, да как кинется на меня с криком: "Эдвард! Я знала, что встречу тебя!", и давай меня обнимать и тискать. Сто лет живу, а так страшно ни разу не было. Даже когда этот, черт, как же его звали? - Иван? - осторожно предположил волк. - Да, точно Иван. Ванька Хельсинг, когда за мной охотился, дурак конечно, но стрелял метко. А эта девка не испугалась, да еще обниматься полезла. - О, брат, не повезло тебе, не тот уже люд, не тот. - Ну, вы твою историю мы выслушали, теперь мой черед рассказывать. - черный наклонился поближе к костру. - Кажется, знаю я, что с людьми стало. - Что же? - в один голос спросили волк и мышь. - Зашел я вчера в одну хату, послушать, о чем люд толкует. И заметил, на столе вместо самовара стоит коробка и вся светится разными огнями. А в коробке той люди живут, но маленькие. А крестьяне все уселись перед коробкой этой и уставились в нее пустыми глазами. Мне интересно стало, и я тоже давай смотреть в коробку эту. - А что за коробка то? - Откуда мне знать? Крестьяне его телевизором кличут. Вот, а люди в этой коробке. - черный перевел дыхание - Нет, по другому скажу, в этой коробке и ты был лохматый, и ты ушастый. Только не настоящие, а люди в вас переодетые. Крестьяне, значит, смотрят в телевизор этот и от страха трясутся. - Кажется, начинаю понимать, - человек в плаще задумчиво скрестил руки на груди - Крестьяне насмотрятся этих самозванцев по... телевизору и до нас им уже нет дела. - Вот ведь шайтан коробка.! - выругался волк. - Кстати о черте. - черный человек продолжил - Знаете, что три дня назад его чуть не подстрелил один мужик? - Как чуть не подстрелил?! Самого черта? - Да-да, рассказал он мне на днях. Шел по лесу, никого не трогал, навстречу мужик. Черт думал, сейчас испугаются, креститься будут. Да не тут-то было. Мужик ружье выхватит да как давай палить по нему с криком: "Я же вас чертей всех в аду с шотгана перестрелял!". - Ужас какой, чем дальше тем страшнее жить на белом свете. - человек в плаще побелел еще сильнее - Раньше с кольями да серебром ходили, а теперь из ружей палят. - Есть у меня идея одна, слышал от лесного, что якобы до соседнего села не добралась чума эта, прогресс черт его дери. - Думаешь, правду говорит? - А что врать-то ему? Он сам не рад, что леса его вырубают, а там говорит спокойней. - Светает, туда, что ли пойдем? - волк по привычке почесал ногой ухо. - А куда нам деваться? Пойдем туда. - потянулся черный. Погашенный костер тихо потрескивал, ничто не говорило о том, что этой ночью тут решалась судьба трех старых друзей.
V0lv: 1) 4. 2) Судьба волчицы. Вервольф проснулся среди ночи от внезапно нахлынувшей тревоги. На его лицо падал свет почти полной луны, наблюдавшей за ним сквозь щель в занавесках. Он вскочил на ноги, как будто по нервам пробежал электрический заряд. Его сердце тоскливо сжалось: легкий озноб возвестил о начале приступа. Вервольф надеялся, что удастся продержаться еще хоть один день до окончательного полнолуния. Но, отчетливо ощутив, как его тело начинает покрываться испариной, понял, что ошибся. Плохо осознавая, что делает, он попятился назад, схватился за спинку кресла и до боли сжал ее, пытаясь сохранить равновесие. Но тут же почувствовал, что неумолимо теряет силы. Побелевшие от напряжения пальцы уже переставали слушаться, начав распухать и удлинняться. Ничто уже не могло остановить надвигающийся приступ. Невыносимо захотелось пить, но Вервольф боялся пошевелиться. А через мгновение сжатые челюсти заскрежетали в яростной борьбе с начавшимся удушьем. Открыв рот, Вервольф вывалил наружу алый набухший язык, по которому обильно потекла слюна, и начал тяжело дышать, как до полусмерти загнанный пес. Пальцы все больше скрючивались, как у хищника, а ногти росли и заострялись. Оборотень невольно отпустил спинку кресла и, согнувшись от невыносимой боли пополам, обессилено упал на колени. Его суставы выворачивало, а тело трясло, как в лихорадке. Казалось, еще чуть-чуть, и неведомая сила разорвет его изнутри на тысячу кусков. Становилось все труднее дышать. Он задыхался, и его хрип все больше походил на звериное рычание. Вервольф ничего не видел, в глазах было темно. Во всем мире были только он и его нечеловеческая мука, больше никого. Находясь в забытьи от болевого шока, Оборотень даже не знал, что в комнату вбежала на шум его Любимая и, беспомощно заламывая руки, наблюдала за ним, не в силах ничем помочь. Только ради нее он еще кое-как держался за жизнь и выносил все эти страдания. Только эта женщина помогала ему, поддерживала в трудные минуты и только она, зная о нем все, до сих пор продолжала его любить. Вервольф бился в припадке от мучительных спазмов, пронзивших все его тело и превративших его в сплошной комок боли. Корчась в муках, он начал исступленно сдирать с себя одежду, царапаясь от нетерпения своими острыми когтями по коже и оставляя на ней красные полосы, которые тут же скрывались под быстро выраставшей густой шерстью. Его ноги и руки на глазах мгновенно превращались в лапы, тело и голова меняли форму. Лицо покрылось густой щетиной и вытянулось, превратившись в пасть, в которой болтался язык, брызгая пеной. Его стальные глаза светились как две взбесившиеся звезды. Взгляд, решительный и яростный, метал молнии. Стоя на четвереньках, Оборотень все меньше с каждой минутой походил на человека: хлеща по полу выросшим пушистым хвостом и, упав на бок, он начал биться словно в агонии, царапая когтями паркет. Наконец, когда зловещие метаморфозы завершились и боль оставила его тело, он вскочил на лапы – большой матерый Волк и только теперь заметил свою Любимую, обреченно наблюдавшую за происходящим. Оборотень бросил на нее извиняющийся взгляд, чуть заметно вильнул хвостом и тоскливо завыл, как бы прощаясь до утра. Через секунду молниеносным ловким прыжком он был уже по другую сторону раскрытого окна и, тенью мелькнув на дороге, мгновенно скрылся в лесных зарослях. Женщина подошла к окну и ее лицо, бессильное скрыть внутренние страдания, осветил пыльным светом месяц. Она боялась за Волка, слишком близко тот подходил к людскому селению, и на днях его уже чуть не пристрелил охотник. Но Вервольф не мог уйти далеко: внезапное превращение в человека сделало бы его беспомощным посреди глухой чащи. Женщина понимала, что нужно спешить, пока не случилось непоправимое. И она принялась за дело. Взятой у колдуна мази должно было хватить на одно единственное превращение. А больше ей было и не нужно. Женщина знала, что силы Вервольфа на исходе. Она чувствовала это, ощущала каждой клеточкой своего тела. В его глазах давно поселилась тоска, и все чаще неровно, со сбоями билось сердце. Женщина знала, что любимый мучается, испытывая глупое чувство вины за свою двойственность, за то, что он не такой как все. Внутри Вервольф был весь изранен, и она ощущала как будто на себе каждый его шрам, каждую кровоточащую рану. Женщина понимала, что он страдает, и в то же время ничего не может с этим поделать. Бог сделал его таким, и Вервольф безропотно принимал свою судьбу. Люди не замечали его метаний, им не было до этого дела. У всех было достаточно своих проблем, чтобы не обращать внимания на чужие. Никто не желал даже задумываться над этим. Впрочем, может оно и к лучшему. Кто знает, чем бы все обернулось, прознай люди, что у них под боком живет настоящий Оборотень. Настало время действовать. Женщина собрала с пола разбросанные вещи Вервольфа и, сложив их в железный бак для мусора, вынесла во двор. Взяв из сарая канистру, она облила бензином его смятую комом одежду. Резкий запах заставил ее поморщиться. Но надо было торопиться. Впереди еще много дел, а времени оставалось мало. Женщина достала из кармана коробок. Ее руки дрожали, когда она, ломая спички, нервно пыталась зажечь огонь. Наконец вспыхнуло заветное пламя. В ее глазах отразился сине-красный язычок огня. Она бросила спичку в бак и лежащая в нем одежда мгновенно вспыхнула. Голодное пламя жадно пожирало цветную ткань, словно опасаясь, что кто-то ее отнимет. Женщина молча смотрела, как неотвратимо превращается в золу людское будущее ее любимого. - Прости меня за этот шаг, - едва слышно прошептала она, понимая, что для Вервольфа теперь нет никакой надежды вернуться обратно в человеческий облик. Но зачем им эта раздвоенная лживая жизнь? Зачем им этот алчный мир, где они уже давно чувствовали себя чужими? Зачем им все эти мучения, если так манит тот, другой мир свободы и первозданной красоты? Да, в нем свои жестокие законы. Но там все честно, и не нужно зависеть от дураков и подлецов, властвующих в человеческом мире. У Женщины был выбор. Она могла облить Оборотня святой водой, а значит, сжечь его шерсть, очистить от напасти и тем самым вернуть целиком в людское общество. Или, уничтожить его одежду, в то время как он, превратившись в Волка, рыскает по лесам, а значит навсегда преградить ему путь обратно в человеческий облик. Но Женщина любила его и поэтому не могла лгать себе, зная, даже не спрашивая его об этом, чего Вервольф боится больше всего на свете, а чего бы желал всем сердцем. Но сам он не мог ее об этом просить. Оборотень считал, что не имеет права быть категоричным и ставить перед Любимой такой жестокий выбор. Но она сама уже больше не могла смотреть на его мучения, страдая вместе с ним, ощущая внутри себя его боль и тоску. Становилось все труднее так жить. С каждым днем ее все больше пугали отношения Вервольфа с окружающим миром. Невозможность соответствовать стандартам людского общества, неспособность выполнять требования современной цивилизации и играть в его смертельные игры, ломала его, отнимала силы и погружала в глубокую меланхолию. Женщина понимала, что от всего этого ему хотелось выть больше в облике Человека, чем Волка. Вервольф почти никогда не спал по ночам и не любил солнечного света, к тому же вызывающего раздражение на его чувствительной коже. Он всегда вздрагивал, увидев свое отражение в зеркале, но никогда не говорил с Любимой на эту тему. Впрочем, Женщина и сама знала, без слов, что Вервольф там видит. Она часто слышала, просыпаясь по ночам, как Любимый, терзаемый бессонницей, бесцельно блуждает по дому. Женщина начинала бесшумно лить слезы от тоски, и Оборотень, почувствовав сердцем неладное, возвращался к ней и тревожно, с трудом засыпал уже под самое утро. А по ночам, в полнолуние, когда Любимый, обернувшись зверем, носился по лесам, Женщина плакала навзрыд от страха за него, одиночества, и собственной беспомощности. И, чувствуя ее душевную боль, Волк останавливался, освещенный серебряным светом, льющимся на него с небес, горестно выл на аккуратно очерченный диск луны и украдкой утирал мягкой лапой навернувшиеся на глаза слезы. Он тосковал от того, что рядом с ним нет той единственной, что так нужна ему каждое мгновение его злосчастной искалеченной жизни. Вервольф знал, что никогда не будет по-настоящему счастлив без нее, это разрывало его душу на части. Оборотень ощущал, что его свобода неполная. А лес, такой родной, с трудом отпускавший его на рассвете – это всего лишь временное пристанище. И Волк думал о том, как претерпев адские муки очередного превращения в человека, снова вернется к Любимой, в ее всепрощающие объятия, которые защитят его от оскалившегося на него мира, помогут забыть о неустроенности и справиться с муками совести. Женщина давно знала, что ее возлюбленный – Оборотень, но была уверена, что душой он гораздо лучше и чище большинства обычных людей. А нечеловеческие страдания сполна искупали все его грехи. Женщина верила ему и, любя его таким, каков он есть, не требовала от него невозможного, понимая, что не сможет изменить его. Да и нужно ли? Ведь тогда это будет уже не он. Наконец, его одежда в баке сгорела дотла. Дно жестяного бака светилось множеством красных точек, похожих на глаза Волка. Огонь сожрал все без остатка. Теперь Оборотню не было дороги назад. Женщина тяжело вздохнула и пошла обратно в дом. Первая часть работы была сделана. Осталось самое тяжелое. Женщина была напряжена, но выглядела спокойной, даже немного отрешенной. Она не боялась передумать в последний момент, все уже давно было решено. Вызывало опасение, что мазь, взятая у колдуна, не сработает. Или произойдет что-то непредвиденное, или все вообще пойдет не так, как должно. Но ее сердце все равно замирало от предчувствия чего-то мистического и непредвиденного, что должно было произойти с ней вскоре. Женщину все больше влекла та неизвестность, из которой ее Любимый возвращался счастливый, невероятно возбужденный, со светящимся взглядом, озарявшим весь дом фосфорическим блеском. Она не обращала внимания на его взлохмаченную, забрызганную кровью убитых ночью жертв, шерсть, на слюну, текшую из пасти, на дикий звериный взгляд, на исходивший от него запах псины. Женщина принимала его любым, лишь бы Волк вернулся к ней целым и невредимым. А он ложился как верный страж у ее ног, испытывая последние минуты теперь уже полного блаженства и дремал, ожидая, когда рай сменится адом обратного превращения. Любимая поила его молоком и гладила серебристо-серую, жесткую шерсть. А потом с замирающим сердцем ожидала, когда снова начнутся волчьи мучения от возврата в человеческий облик. Женщина вспомнила выцветшие от тоски глаза Вервольфа, виноватый, вечно убегающий взгляд, его кожу, покрытую рубцами, раздражениями и незаживающими ранами, и это воспоминание придало ей спокойствия и еще большей решимости. Она сняла с себя одежду и сложила ее на диван. Теперь ей больше не понадобятся эти тесные, мешающие свободе тряпки. Скоро Волчица будет надежно защищена от погодных невзгод своей собственной шерстью. Дело останется только за Подругой, обещавшей прийти сюда до рассвета и сжечь эту одежду, чтобы Волчица уже никогда, как и ее Любимый, не смогла вернуться обратно. Подруга не одобрила, но приняла как неизбежность ее решение, обещав сделать все, что нужно. Короткое прощание и слезы – таков был финал их многолетней дружбы, от которой останутся только смутные воспоминания и сны. А в мире станет двумя волками больше и двумя людьми меньше, а значит, он изменится к лучшему. Женщина достала из сумки заветную магическую коробочку и, открыв ее, начала тщательно натирать мазью тело, стараясь не пропустить ни миллиметра кожи. Луна подсматривала все в ту же щель в занавеске. Она восхищалась смелостью и решительным поступком Женщины, и в то же время не могла заглушить в себе щемящего чувства жалости к ней. Луна уже с нетерпением ждала, когда же можно будет играть в прятки и гладить лучами счастливую волчью пару. Ее радость омрачала только ревность к солнцу: теперь оно тоже сможет веселиться вместе с ними, греть и золотить их светлые шкуры, прокрадываться в глубину их узких зрачков. Но Луна поборола это предательски вползшее в нее чувство, решив, что удовольствия хватит на двоих. Женщина напряженно втирала колдовскую мазь в тело, сантиметр за сантиметром, ощущая себя булгаковской Маргаритой. Но страха не было, все ее мысли были только о Вервольфе: «Он обещал любить меня и выполнил свое обещание. Он пошел на жертвы ради меня. Теперь я должна ему отплатить тем же. Я подарю ему полную свободу и избавлю его от тягот ненавистной двойственности, выжимающей из него все соки». Всепоглощающая любовь, верность и отречение – такова судьба настоящей Волчицы. С тех пор, как ей открылась эта истина, Женщина стала готовиться к тому, что рано или поздно ей придется сделать выбор. И это время пришло. Будущая Волчица невольно вспомнила стеклянный взгляд Подруги, которой пришлось-таки открыться, ее возмущенно стучащие по столу пальцы с длинными хищными ногтями. Вот ее влажные, густо покрытые кровавой помадой губы округляются, пуская ей в лицо дымные колечки фраз: - Зачем тебе Оборотень?! Какая может быть любовь в наше время?! Ты просто дура! Придумываешь черт знает что! И сама же мучаешься от этого. Брось ты его, пусть себе носится по лесу. У тебя вся жизнь впереди! Разве мало вокруг белых и пушистых кроликов, которые дадут тебе все, что ты пожелаешь?! «Да, их много, - думала Женщина, - Но все они чужие. И ни один из них мне не нужен, со всеми их теплыми, гладкими шкурками и уютными норками. Должно быть, я действительно дура». Ей не раз доводилось слышать: «Ты все неправильно делаешь! Ты живешь не так, как надо! Займись делом, брось все эти глупости!» Вывод напрашивался один: она действительно все делает не так и ничего в этой жизни не понимает. А в таком случае и спрос с нее невелик. И от этой мысли стало почему-то легко на душе. Женщина твердо знала одно: Любимый сделал ее Волчицей и среди людей ей давно уже не место. «Да простят меня все, кому я невольно причиняю боль своим шагом», - подумала Женщина. А что она еще могла сделать? Вспомнились белые стены клиники, узловатые веснушчатые пальцы Врача, заполняющего медкарту Вервольфа, его холодный взгляд из-под очков, сухие, изломанные усталостью губы, выговаривающие непонятные слова: «Порфирия вызвана генетическими нарушениями, приводящими к везикулярной аритеме…» Врач продолжает говорить, и с каждым звуком становится все яснее, что никто не сможет помочь. И от отчаянья хочется бежать прочь, прыгать на четвереньках, выть, выть, выть у всех на глазах. И странные посетители встают, молча, не сговариваясь, уходят из кабинета, провожаемые удивленным взглядом Врача. А ведь всего-то нужно чуть-чуть понимания, капелька тепла и участия. Но где их найти? Здесь – никогда. Женщина знала, что Вервольф счастлив не до конца, и внутренне тоже ощущала ту неведомую простым людям свободу, ту магнетическую энергию и красоту, которые тот приносил из глубины лесов, где рыскали под лунным светом десятки таких же как он. Женщина оглянулась вокруг и мысленно попрощалась с домом, чей уют был ей давно ненавистен. Теперь другой мир станет их родным домом. Они уйдут далеко-далеко, где их не достанет серебряная пуля. Там они обретут долгожданную свободу. Там не надо думать о деньгах, карьере и о том, как выжить во всей этой грязи, в которой давно уже тонут обычные люди. Там можно дарить друг другу звезды, а не камни и железки. Там не нужны слова, чтобы высказать свою любовь, и достаточно мимолетного взгляда, чтобы все было понятно. Там можно не думать о завтрашнем дне и быть самим собой. Там они останутся теперь навсегда. Там их настоящий дом. Дороги назад нет. Взглянув на диван, где были сложены ее вещи, Женщина еще раз уверила себя, что Подруга не подведет. А значит, уже ничего не страшно. Она отложила пустую баночку из-под чудодейственной мази, данной соседом-колдуном и стала ждать, когда начнется ее действие. Старик был белым магом и он искренне хотел ей помочь. Внезапно Женщину бросило в жар, и ее тело покрылось испариной. «Началось», - радостно подумала она, и на душе стало легко, как никогда. Через мгновение ее тело пронзили железные прутья спазмов. Женщина дернулась, смахнув рукой с тумбочки горевшую настольную лампу, и в беспамятстве упала на пол. Погас свет. А через несколько минут после яростной возни в темноте раздался короткий вой, и серая тень мелькнула в окне, скользнула через двор, потом по дороге и исчезла в густых зарослях. Волчица неслась во всю прыть по лесу, щедро освещенному луной, которая, волнуясь, наблюдала за всей этой мистификацией. Она спешила туда, откуда раздавался тоскливый вой ее Любимого. Этот голос она узнала бы среди тысяч похожих голосов. У нее было радостно и светло на душе, впервые в жизни. Никогда ей еще не было так хорошо. Волчица неслась быстрее ветра. Новый облик наполнял ее диким восторгом и счастьем от предвкушения скорой встречи с Любимым, который еще не знал о ее превращении. Волчица остановилась на миг, в последний раз взглянула на свой дом и рядом с ним увидела танцующую кляксу костра и дым, несущийся в небо. Значит, Подруга уже сжигает ее одежду. Волчица улыбнулась во всю пасть, подпрыгнула от радости и снова бросилась вперед. Она спешила, подгоняемая своей любовью. И впервые за долгое время была по-настоящему счастлива, приняв как дар судьбу Волчицы.
tinctura_v: 1) 5 2) миниатюра "Не дожидаясь ответа..." Моя память живет на заснеженном острове далекого северного моря. Кутаясь долгими вечерами в пуховые небесно-весомые одеяла, она согревается горячим чаем, размешивая сладость воспоминаний в хрупко-фарфоровой и бездонной чаше крепкозаваренного терпения... Память никогда не спит. С самого утра она заботится о чудесах, играющих на небесах с хлопьями мягкого снегопада, днем бережно сдувает пыль со старых черно-белых и оттого всегда немного грустных фотографий, вечером аккуратно перебирает и перевязывает атласными лентами обрывки ежедневных черновиков, переписывая их набело под тихие напевы холодного моря, а ночью охраняет покой сновидений, ласково гладя их тонкими пальцами по голове, когда они беспокойно снятся... Память никогда не плачет. Когда ей становится одиноко, она заплетает в волосы белоснежные цветы, садится на краешек острова и выпускает в море маленьких серебристых рыбок, подкармливая их звенящими нотами свежесобранного урожая... Иногда темными зимними ночами при свете мерцающей свечи, пламя которой оставляет на стенах причудливые тени, она пишет мне письма длиною в вечность. На рассвете, привязав к лапке ручного голубя конверт с печатью прошлого из тяжелого сургуча, она шепчет ему что-то на ушко, отпускает над волнами приветливо-спокойного моря и еще долго смотрит вслед, пока птица не исчезает за удивительно ровной линией горизонта. Я всегда радуюсь неожиданной памятной весточке, трепетно вскрываю конверт, отгоняю отражающиеся во мне облака и рассматриваю размытые от морской влажности узоры из прошлогодних букв... Ручная птица, взмахнув прозрачными крыльями, улетает, не дожидаясь ответа. Задумавшись, я прижимаю к груди заветное письмо, где в строке обратного адреса живет моя память на заснеженном острове далекого северного моря... (09.06.2013)
Lady Winter: 1)6 2) «Чтобы понять цену жизни, нужно умереть.» Предисловие. Каждый человек хотя бы раз в своей жизни задаёт себе вопрос: «А зачем я живу?» Именно он заставляет глубоко задуматься каждого без исключений. Проходит немало времени, прежде чем человек найдёт ответ и придаст реальный смысл своей жизни в собственных глазах. Но бывает и так, что некоторые просто не находят его, а затем устают искать. Однако только лишь у самой малой, даже незначительной части этих людей, действительно, нет причин жить, они составляют разве что 0,1% из ста. Все остальные 99,9% просто не видят или не хотят видеть ответа на этот вопрос, хотя на самом деле он всегда находиться рядом с ними, только вот он стал столь обыденным и постоянным, что они перестают должным образом ценить его. Всем нам, чтобы понять ценность какой-либо даже самой значимой вещи, нужно сначала с треском потерять её, а ещё лучше самим выбросить, растоптать, кинуть в грязь и лишь потом понять, как она была важна для нас. Зачем? Сложно сказать… скорее всего мы просто устроены так. Потерять, чтобы должным образом оценить, нам это необходимо. Казалось бы, всего-то нужно с самого начала уметь ценить всё тебе предоставленное. «Всего-то», а так сложно и даже практически невозможно… Глава I. Начало конца. «Закат горит огнистой полосою, Любуюсь им безмолвно под окном, Быть может, завтра он заблещет надо мною, Безжизненным, холодным мертвецом;…» М.Ю. Лермонтов «Смерть» - Как ты так можешь?! За что ты так со мной?! Я день и ночь работаю, чтобы оплатить твоё обучение, чтобы поднять тебя на ноги, а что ты даёшь взамен?! – раздавался громкий, душераздирающий крик с кухни. - Мама, ну что ты опять начинаешь?! Учёба, учёба! Как вы все надоели! Только и знаете, что постоянно орать! Когда же вы все уже замолчите и поймёте, что мне всё равно?! Это был последний крик. Затем послышались громкие шаги и загорелся свет в коридоре. Через несколько секунд входная дверь громко захлопнулась, а с кухни начал доносится еле слышный женский плач. - Бабушка, что случилось? Почему мама плачет? – послышался тонкий детский голосок пятилетней девочки, которая вошла в комнату, где всё это время сидела пожилая женщина, которая молча слушала все крики, что были уже давно не самыми первыми в их доме. Её морщинистое лицо накрыла вуаль глубокой печали. Каждый день она слушала подобные ссоры. Ей уже давно надоели все эти крики с кухни, однако единственное что она могла – разбавлять их тихим поскрипыванием кресла-качалки, в котором она постоянно сидела и пыталась сдержать ком в горле, смотря мокрыми от слёз глазами в старенькое окошко. - Раечка? Ты чего проснулась? – быстро стерев слёзы с лица и обернувшись к ребёнку, с натянутой улыбкой спросила женщина. Её младшая внучка, пожалуй, была единственной её отрадой. Эта маленькая девочка являлась милым и добрым существом, которое по какой-то ужасной ошибке попало в сумрак вечных ссор и криков. - Мама с сестрёнкой так громко кричали, я не могла не проснуться, - слегка потирая маленькой ручкой свои сонные голубые глаза, негромко пролепетала Рая и залезла на колени к бабушке, - а почему Наташа так быстро ушла? И зачем она обидела маму? В ответ на вопросы внучки Ирина Ивановна лишь глубоко вздохнула, решив даже не пробовать объяснять ребёнку столь мрачную ситуацию, что сложилась в их семье, и лишь тихо произнесла: - Не волнуйся Рая, всё будет хорошо, Наташа скоро вернётся, - эти слова Ирина Ивановна повторяла практически каждый день, чтобы хоть как-то успокоить внучку. И вновь входная дверь с треском захлопнулась. На этот раз из квартиры поспешила уйти мать двоих дочерей, что недавно тихо плакала на кухне. Раечка тихо вздрогнула, сидя на коленях у бабушки, от резкого шума и попыталась выглянуть из-за спинки кресла. - И мама вернётся? – вновь подняв свои большие, наполненные неким замешательством глаза, спросила девочка. На что она услышала умиротворенный, казалось бы, потерявший всякую надежду голос: - И мама вернётся. *** По слегка заснеженной улице быстрыми шагами прогуливалась девушка лет 16-ти. Было довольно холодно, однако её блондинистые волосы, которые были колорированы в грязновато-чёрный, словно уголь цвет, не прикрывала ткань шапки, а края её длинного плаща бились в разные стороны из-за ветра, так как молния не была застёгнута. Наконец она остановилась, скользнув своим угрюмым взглядом карих глаз по старенькой скамейке, что находилась совсем рядом. Присев на неё, девушка достала из кармана плаща пачку сигарет и вскоре закурила. Первая затяжка, а затем клубы дыма, выпущенные из плена ярко накрашенных губ, были похоже на глоток свободы, которая постепенно расслабляла. Наташа беспечно поддалась назад и если бы не спинка скамейки, скорее всего она просто упала бы на землю. Уже более холодный взгляд был устремлён в серое небо, которое не вызывало никаких положительных эмоций, а даже напротив, склоняло к ещё большей депрессии одним своим видом. - Как же это все мне надоело, - тяжёлым, протяжным шепотом, который был больше похож на стон, произнесла девушка и сделала очередную затяжку. Каждая затяжка была всё продолжительней и совсем скоро сигарета сгорела в чёрном пепле, что был стряхнут на холодную землю и замарал и без того грязный снег. После столь недолгой, но достаточно вредной процедуры, девушка загнула рукав плаща по локоть и взглянула на внутреннюю сторону левой руки. Бледноватую, бархатную кожу «украшало» множество шрамов от глубоких порезов. Казалось по её руке, словно по деревянной дощечке, вырезали различные узоры, для её украшения. Однако эта картина не была столь приятна, но сама девушка засмотрелась на неё, словно на нечто прекрасное. После чего послышалась усмешка и всё тот же шепот: - Сегодня. Точно сегодня. Глава II. Лекарство от болезни под названием «Жизнь». «Рождаемых число ряды усопших множит, Бессмертной жизнью тешится мечта. 3а гробом жизни нет и быть её не может, Идёт за жизнью смерть, за смертью пустота. Воскреснуть мёртвому природа не поможет, Она и без того по горло занята.» А.Аррани Вечер. На город уже было опущено пугающее одеяло темноты. Всего 21:00 на часах, но зимой в это время здесь уже темнело. Однако здешняя зима никогда не создавала должного впечатления. Вместо снега чаще всего была обычная слякоть, а сугробы и вовсе являлись большой редкостью. Вот и сейчас вместо чистых хлопьев снега на землю стремительно падали мелкие капли дождя. Всё та же дверь, наконец, медленно открылась и на пороге показалась девушка, которая несколько часов назад уходила намного быстрее и легче, нежели возвращалась сейчас. Её волосы полностью вымокли, а по лицу пробегали чёрные дорожки из глаз, которые образовались из-за легкосмываемой туши. Было не совсем понятно, дождь ли это надругался над её макияжем, на который она потратила кучу времени с утра, или она сама пыталась смыть его слезами. Впрочем, многие из нас любят дождь только из-за того, что в нём можно беспечно спрятать свои горькие слёзы. - Бабушка, Наташа пришла! – раздался наполненный наивной детской радостью голос Раечки, и вскоре она выбежала в коридор к сестре. Совсем скоро с кухни вышла Ирина Ивановна, которая на ходу вытирала одну из недавно намытых тарелок. - Наконец-то. На улице темно уже, не стоит так долго прогуливаться зимой, ты же знаешь, сколько криминала вокруг творится, - с неким волнением в голосе произнесла старая женщина, смотря на старшую внучку. Сама Наташа молча скатилась по стене коридора на пол и только через несколько секунд подняла на родственников свои безжизненные глаза. Как известно именно глаза являются зеркалом души, но если следовать этому, то в душе девушки была глубокая, тёмная пропасть, дна которой просто не было видно, однако можно было быть уверенным, что внизу тебя ожидают острые штыки, которые изорвут твоё тело на части, даже не дав хотя бы на секунду задуматься о спасение. Подобный взгляд внучки всегда пугал Ирину Ивановну, однако она уже давно привыкла к нему и понимала, что ни столько режет душу взгляд молодой особы, сколько её слова, которые на этот раз звучали так: - Вы все мне надоели. Зачем вы так упорно делаете вид, что заботитесь обо мне? Что любите меня? Кто вы вообще такие? Разве вы не понимаете, что мне это всё от вас никогда не было нужно. Вы просто зря тратите время, хотя время нашей никчемной жизни не столь дорого, можете тратить… Сказав эти уже абсолютно обычные для себя слова, к которым давно привыкли все её окружающие, Наташа всё так же медленно поднялась на ноги и направилась к себе в комнату. Она говорила довольно умиротворенно и негромко, однако все чувства, что перемешались внутри, она выразила, громко хлопнув дверью, что вела в спальню. Пару секунд в коридоре, где оставались Ирина Ивановна и Раечка, царила тишина. Девочка смотрела вслед сестре и прижимала к себе своего плюшевого мишку, а пенсионерка просто подавлено опустила глаза. Однако в один момент тишина прервалась, и Ирина Ивановна быстро начала собираться для выхода на улицу. - Бабушка, куда ты? – спросила слегка взволнованная Раечка. - Я? Я прогуляюсь до магазина, скоро вернусь. Быстро подобрав отговорку для внучки и натянув всё ту же фальшивую улыбку, женщина быстро выскочила из квартиры и уже в подъезде слёзы ручьями полились из её глаз. Раечка совсем тихо вздохнула и так же тихонько ушла обратно в комнату, где дремала её мать, которая пришла намного раньше своей старшей дочери. Тем временем Наташа, которая зашла к себе в комнату, быстро притянулась к своему ноутбуку и включила социальную сеть. Совсем скоро на экране появилась страница с именем, которое звучало как «Мёртвая Кукла». Как только это произошло, статус был резво сменен на давно уже составленную фразу: «Представление подходит к концу. Совсем скоро нити оборвутся, и кукла упадёт, разбив о пол сцены свои мечты, надежды и желания, всем спасибо, все свободны» Тихая усмешка слетела с губ девушки. Следующим шагом было открытие её любимого сообщества под довольно страшным названием «Суицид». Наташа уже давно считалась там одним из самых частых посетителей. Её альбом, был одним из самых обсуждаемых. Туда она выкладывала всё новые фотографии, на которых были запечатлены её картины, что создавались без холста и красок, а с помощью острова лезвия, уже бесстрашно скользящего по бархатной коже её измученных рук. Теперь уже она практически не чувствовала боли, когда вновь и вновь лезвие острым концом разрезало её кожу, точнее боль уже была чем-то к чему она давно привыкла и свыклась с нею. Порезы всегда были не столь глубокие и не угрожали жизни девушки, но это была первая и самая сложная ступень на пути к настоящему самоубийству – свыкнуться с наличием боли. И вот она уже открыла свой выдвижной ящик, где хранились её острые «кисти». Недолго думая, девушка достала новое, ещё неиспользованное лезвие и положила его на стол перед собою, именно в этот момент раздался тихий звук уведомления о новом сообщение в сети. После этого был сразу открыт чат. Письмо пришло от имени Марина, под которым скрывалось 15 лет крепкой дружбы и многочисленные попытки поддержки, на которые не было обращено должного внимания. В дальнейшем развязалась следующая переписка: Марина Наташа, ты что это опять удумала?! Что с твоим статусом? Я не знаю точно, что могло произойти, но немедленно прекращай это! Мёртвая Опять? Всё уже давно было решено. И знаешь, ничего не произошло, в этой жизни вообще не может ничего происходить у подобного мне человека, который давно потерял смысл этой самой жизни, хотя на самом деле и не находил его. Марина У тебя что, опять проблемы с Андреем? Так успокойся уже! Он и волоска твоего не стоит, прошу, прекращай это! Ты подумала о своей маме? Представь, что будет с ней, если ты надумаешь умереть! Мёртвая С Андреем? Всё кончено, я не нужна ему. Мама? А знаешь, мне всё равно. Моя семья… у меня всё больше и больше складывается ощущение, что все они просто чужие люди с улицы. А тебе меня не понять, ты никогда не ощущала эту чёрную дыру внутри себя. Уже больше года ты противишься моему выбору, хотя вроде ты моя подруга с малых лет, и должна понимать, что будет лучше для меня. Всё, я не хочу больше продолжать этот бессмысленный диалог, спасибо тебе за всё и прощай… Звук уведомлений был сразу выключен. Девушка, действительно, твёрдо решила стоять на своём. Она решила умереть, закончить свой путь именно так и никак иначе. Рука потянулась к лезвию, что лежало совсем рядом, однако глаза, которые сейчас были наполнены всё тем же холодным безразличие, всё-таки скользнули по экрану ноутбука. Пришло два новых сообщений, но одно было уже совсем от другого пользователя. Щелчок мыши и оно открылось, а взгляд стал быстро пробегать по строкам написанного: «Ты всё-таки решилась? А знаешь, правильно! Что в этой жизни может быть хорошего? Все люди, даже самые близкие, так и намереваются вставить нож в спину. Все отрицают любовь, никто не проявит даже капельку заботы… Дерзай, Наташ, и знай, я с тобой» От прочитанного на лице девушки появилась еле заметная улыбка, а в голове промелькнула мысль: «Алёна… всё-таки настоящие друзья не те, что проверены временем, а те, что поддержат любой твой выбор». И вот пальчики девушки уже держали тонкое, но острое лезвие, которое слегка блеснуло на свету экрана. Рукав кофточки был легко натянут вверх по локоть. Глубокий вздох и продолжительный выдох, чтобы успокоить нервы. Да, она уже привыкла к боли, но стоя на пороге между жизнью и смертью любой будет всячески взволнован. «Вдоль, а не поперёк, да?» - подумала Наташа и в который раз усмехнулась. И вот в один момент всё оборвалось, вся её недолгая, шестнадцатилетняя жизнь. Все мечты о будущем резко канули в пропасть. Лезвие воткнулась глубоко в кожу, и на руке появилось три длинные, красные полосы, которые были сделаны без значимого перерыва во времени. - Господи, как больно, - хрипло произнесла девушка, и лезвие выпало из плена её милых пальцев, а ладонь этой руки быстро припала к губам, дабы сдержать крик от настигнувшей её боли. «Терпи, Наташа, терпи! Скоро всё закончится! Всего несколько минут боли в обмен на вечное спокойствие, ты ведь именно этого хотела?» - мысленно поддерживала саму себя девушка, зажимая рот ладонью сильнее. Совсем небольшой отрезок времени, который из-за нагнетающей боли казался вечностью, но вот, наконец, сознание начало постепенно покидать её. Веки медленно смыкались, унося за собой последние частички света. Тело резко потеряло всякое равновесие, и Наташа с грохотом рухнула на пол. Жизнь постепенно покидала её, в то время как она сама смотрела на изрезанную руку, что лежала перед ней. Резкий шум, что доносился из спальни, услышала Раечка и тут же направилась в комнату сестры. Девочка робко приоткрыла незапертую дверь и с неким опасением произнесла: - Сестрёнка, у тебя всё хорошо? Картина, что предстала перед ребёнком, повергла её в глубочайший шок и ужас. Экран ноутбука, стол, стул были запачканы в крови, а рядом с ними на полу лежала истекающая кровью Наташа. - Мама, мама! – сразу начала кричать Рая, кинувшись к сестре, - Наташе плохо! Мать тут же прибежала в спальню. Находясь в том же ужасе от увиденного, она дрожащими руками схватилась за телефон и судорожно начала набирать 03. - Алё, скорая?! – вскоре раздался громкий, взволнованный женский голос. Однако сама Наташа уже ничего не слышала, последним, что она могла разобрать, был детский голос, раздавшийся над нею, который сопровождался тихими всхлипываниями из-за накатившихся слёз: - Наташ! Наташа, не надо, не уходи..! Я так люблю тебя, Наташ… Глава III. Я до сих пор здесь? "Смерть это не конец пути, смерть- это лишь начало работы над ошибками." Можаев Александр. Всё та же старенькая скамейка тихо хрустнула из-за попадания в неё мяча, который прилетел со стороны детской площадки, находившейся совсем недалеко. Наташа сонно приоткрыла глаза, и лучи солнца ударили по ней неприятным светом. - Вот чёрт, я заснула здесь? – совсем тихо прошептала девушка и рукой размяла свою тоненькую шею, что уже совсем затекла. Затем взгляд девушки привлёк тот самый мяч, а позже мальчонка, который прибежал к скамейке, чтобы забрать его. - Лучше сезона для игр на улице найти не смогли? – раздражённым и довольно злобным голосом крикнула Наташа вслед пареньку, когда тот уже бежал обратно к детской площадке, но на её слова никто даже не обернулся. - Совсем люди отупели. Осознав, что никакой реакции не последовало, девушка лишь хмыкнула и, поднявшись со скамейки, застегнула молнию плаща. «Пора бы домой идти. Хотя представляю, как они все там на меня будут орать за столь долгое отсутствие,» - подумала Наташа, слегка скривив ярко накрашенные губы, однако, несмотря на подобные мысли, всё равно стремительными шагами направилась в сторону своего подъезда. Уже через пол часа дверь квартиры, что находилась на четвёртом этаже приоткрылась, и послышалось недовольное бурчание, которое было похоже на: - Я дома. Но на него никто не среагировал. Наташа была даже рада, что на неё не было обращено внимания и уже начала снимать верхнюю одежду, как заметила множество пар уличной обуви, что стояли у двери. - А что у нас за праздник такой, что столько гостей навалило? – с усмешкой в голосе уже более громко спросила девушка и начала проходить по коридору в сторону комнаты. Однако её ухмылка сразу пропала, как только перед её глазами предстала картина, что царила в этой самой комнате. Глаза девушки максимально расширились от пришедшего шока, а мысли резко начали путаться. «Гроб?! Это…это правда гроб?! Что… что произошло?! Кто умер?!» - подобного плана мысли сейчас царили в голове Натальи. Она быстро начала осматривать скопление людей, которые были все одеты в чёрные одеяния. Многие плакали, поэтому нельзя было разобрать, о чём именно шла речь, однако Наташа точно слышала, что где-то в углу раздавался приглушённый плач Раечки. «С Раей всё в порядке. Мама? Она тоже здесь… но… но где бабушка?» Ирины Ивановны действительно не было в комнате. Девушка не могла произнести ни слова, она сделала для себя логичный вывод и быстро постаралась подойти к умершей. Она решительно преодолела всю толпу и, наконец, подобралась к незакрытому гробу, но когда взгляд её пал на лицо покойника данная особа и вовсе потеряла всякий дар речи. - Это… это я? – раздался хриплый от испуга шепот. Наташа в панике вновь начала осматриваться, никто даже не обратил на неё и малейшего внимания, казалось, она просто невидима для них, впрочем, именно так и было. Никто не слышал её слов, никто не видел её тела, никто даже просто не ощущал её присутствия. Внутри всё колыхалось вверх дном, а в горле не просто встал ком, он бешено горел, не давая сказать ни слова. Хотелось из-за всех сил закричать, но просто не было возможности. Паника – единственное, что сейчас сопровождало девушку в этот момент. Она бросилась из комнаты прочь в коридор и вскоре села там в самый ближний угол. Схватившись за голову, она беспорядочно повторяла про себя: «Этого не может быть, это всё сон!» Последние воспоминания постепенно начали возвращаться к ней, она вспомнила вечер, свою комнату, лезвие, боль и всё остальное вплоть до потери сознания. Осознав случившееся, она быстро начала задирать рукава своей кофты и осматривать руки. Они были чисты. Ни одного даже слабенького пореза, ни одного красного пятнышка. Девушка вновь начала беспорядочно осматриваться по сторонам и вскоре приметила зеркало, что висело на двери в ванную. Она сразу ринулась к нему. Взгляд устремился точно в зеркало, однако в нём было пусто. Не было того отражения симпатичного, но отталкивающего из-за проявления негативных эмоций, молодого лица, блондинистых длинных волос, ярко выделяющихся губ, красивых карих глаз и бархатной, но бледноватой кожи. Это было последней причиной полного осознания ситуации. Девушка как-то резко успокоилась и убито прошла к тому же углу, по которому скатилась на пол. - Меня что больше нет? Я умерла? Но тогда почему я до сих пор здесь? В этом мире? Зачем? – тихо и умиротворённо молвила сама себе Наташа, опустив глаза в пол, - и если в том гробу моё тело, где бабушка? Глава IV. Причина первая. "Если слепой, споткнувшись о камень, упадет на дороге, всегда ругает камень, хотя виною его слепота." Генрик Сенкевич. - Со дня моих похорон прошло два дня. Но главное, я присутствовала на них. Это какое-то неописуемое чувство, вроде в груди что-то бешено щемит, а сама ты понимаешь, что щемить там уже больше нечему. Ты словно теряешь себя, и вместе с этим ломаются все твои стереотипы о жизни после смерти. Я не знаю точно, она ли сейчас держит меня здесь, но когда я резала вены, я думала, что попаду совсем в другое место. Знаешь, даже немного больно смотреть за тем как плачет мама, мне даже действительно начало казаться, что меня хоть немного любили, хотя о чём я? Как это всё глупо, я хотела убежать от этого мира, но моя попытка провалилась, и главное, я не знаю, что мне делать теперь. Я поняла, что окружающие люди совсем не чувствуют моего присутствия. Я поняла, что не могу полноценно дотронуться до двери, зеркала, кровати и других неодушевлённых предметов, и даже не могу прикоснуться к человеку, кем бы он ни был, - все эти слова Наташа произносила сидя на подоконнике кухни, на котором так же восседал их домашний кот. Да, возможно это было странно разговаривать с животным, но ведь её всё равно никто не слышал, а когда твой «собеседник» молчит, даже начинает казаться, что он слушает и понимает, но просто не может ответить, всё-таки он просто кот. Девушке, действительно, казалось, словно их питомец единственный в доме, кто видит её. Он неоднократно засматривался в её сторону, а потом как-то странно начинал мурлыкать, именно на этом и были сделаны все выводы. Однако сейчас коту видимо наскучил её рассказ, он потянулся и тут же спрыгнул с подоконника, убежав с кухни. Наташа тихо вздохнула и засмотрелась в окно на всё такое же пасмурное небо. «Я так и не узнала, где же сейчас бабушка," - пронеслась мысль в голове у девушки. И тут, словно по закономерности, раздались шаги в коридоре и голос Раечки, что вышла из своей спальни: - Мамочка, а куда ты идёшь? Девочка выглядела сейчас совсем подавленной. Бледное лицо, покрасневшие от долгих слёз глаза, она совсем недавно только перестала плакать, да и мать её выглядела отнюдь не лучше. - Я поеду навестить бабушку в больницу. - В больницу?! – не удержавшись, вскрикнула Наташа, выбегая в коридор, но её, конечно же, никто не почувствовал. - Можно я с тобой поеду? – негромко совсем пролепетала Рая, подняв заплаканные глаза на маму. Женщина слегка улыбнулась усталой улыбкой и, подойдя к дочери, приобняла её, ответив: - Ну, конечно, можно. Собирайся. *** В светлом коридоре пахло медикаментами, что было свойственно для любой больницы. Раечка сидела на одном из стульчиков, что были поставлены рядом с дверью в палату, и умиротворённо смотрела на стену. Рядом с ней сидела Наташа, которая молча, следила за младшей сестрой, не отрывая от неё глаз. Мама же сейчас разговаривала с лечащим врачом наедине. Вдруг по бледным щёчкам маленькой девочки прокатилась очередная слезинка, которую она тут же поспешила утереть ладошкой и уткнулась личиком в плюшевого мишку, которого держала всё это время в руках. Но даже несмотря на это, всхлипы от накатившихся слёз всё равно были слышны, особенно самой Наталье. Она же сейчас сидела и убеждала себя, что ей всё равно. Впрочем, может, так и было… - Раечка, ну ты чего опять плачешь? Тише, девочка моя хорошая, успокойся, - начала успокаивать ребёнка недавно подошедшая мать. Девочка отстранилась от своего мишки и всхлипы стали отчётливо слышны, как и слёзы, что ручьём лились из её глаз. - Ма…мама, а… а что с бабушкой? На… нас к ней пустят? – всхлипывая, спросила Рая, утирая слёзы маленькими ладошками. - Нет, бабушку сейчас готовят к операции, к ней нельзя, но мы сможем прийти к ней позже… - Елизавета Михайловна, - послышался мужской голос, что был обращён к женщине. В этот момент к Раечке и её маме подошёл мужчина в возрасте, на котором был белый халат. - Подожди, девочка моя, - прошептала женщина и поцеловала дочку в лоб, а затем обернулась к врачу, - Да, я Вас слушаю. - Не сочтите за лишнее любопытство, но мне всё-таки важно знать, из-за чего у Вашей матери произошёл приступ? При данном вопросе Елизавета слегка замялась, она посмотрела на свою дочку, словно не хотела говорить это при ней, но всё же в итоге произнесла, чуть снизив голос: - Понимаете, у меня недавно умерла старшая дочь и когда моя мать узнала об этом, её сердце просто не выдержало. - Тогда всё ясно, примите мои глубочайшие соболезнования. Но знаете, это очень хорошо, что так быстро нашли новое сердце для пересадки, обычно на это уходит много времени. И для операции уже всё готово, мы скоро начнём, поэтому возможно в вашей жизни уже началась белая полоса, - положив руку на плечо женщины, уверовал её доктор. - Надеюсь, ещё одной смерти близкого мне человека я бы не перенесла – еле сдерживая слёзы, негромко произнесла Лиза, а затем взглянула на дочь, - ну что Рая, пойдём тогда домой? Девочка вновь подняла на мать свои покрасневшие глазки и умиротворённо кивнула. После чего взяла её за руку, и они вместе пошли к выходу. Наташа всё так же сидела на том же сиденье у двери палаты. Она слышала всё, что было сказано здесь. В груди что-то опять защемило, однако это было даже не понятно для неё самой. Глаза были наполнены неким недоумением и одновременно отчаянием. Понимая, что её никто не услышит, она начала говорить вслух: - Так это всё из-за меня? Бабушка попала сюда только по моей вине? Нет! Ну и что! Я не виновата! Я просто хотела избавиться от того груза, что они наложили на меня! Это не из-за меня! Нет! Господи, как я их ненавижу! Всех ненавижу! Буквально прокричав это, девушка быстро побежала прочь из больницы…
Lady Winter: Глава V. Причина вторая. "Выбирай друга не спеша, ещё меньше торопись променять его." Бенджамин Франклин. Наташа неспешно шла по улицам родного города, который уже накрыло привычное для вечера одеяло темноты. Однако, несмотря на вечернее время, ещё вовсю гудели машины, а улицы были битком набиты спешащими непонятно куда людьми. «Кто-то из них спешит с работы домой. Кому-то назначена важная встреча. Ну а я? А я просто иду, пытаясь смириться с мыслью, что я до сих пор здесь» - думала девушка, что оставалась незамеченной никем из окружающих. Не была замечена просто потому, что это было уже нереально, она потеряла всякую возможность жить, но до сих пор могла ходить по холодной земле нашего мира. Её уже не было, она умерла, однако сердце до сих пор бешено колотилось, а в горле стоял невыносимо тягостный комок. Хотелось кричать, рыдать на взрыв, но не получалось. Зачем кричать, если тебя никто не слышит? Как рыдать, когда глаза уже не могут намокнуть? Это просто было бесполезно и невозможно, а когда данный факт стал осознанным, на душе становилось ещё тяжелее, хотя была ли это ещё та самая душа? Непонятно. Пожалуй, Наташа так и блуждала бы по серым улицам, потупив взгляд в землю и просто думая о своём прошлом… Нет, это нельзя было назвать «прошлым», ведь уже далее не было ни настоящего, ни будущего. Но вдруг, за спиной девушки прозвучал мелодичный, такой любимый мужской голос: - Любимая, наконец-то, я, было подумал, ты не придешь. О, этот голос! Она изучила его наизусть, каждую нотку, что отображалась в нём все эти недолгие пять месяцев, которые он был рядом. Он стал самым любимым её звуком, который только был в этом мире. На лице Наташи невольно появилась радостная улыбка. «Неужели это Андрей?! Неужели он заметил меня?!» - бешено носились мысли в голове девушки. Она обернулась на голос, готовая в любую секунду обнять его, простить все обманы, измены, грубые слова, лишь бы он был рядом, но нет. Эти слова были направлены не в её сторону. Столь любимые голубые глаза парня, смотрели сейчас совсем на другую девушку, а его занятые букетом цветов руки уже обнимали совсем не её. Но главное, эта девушка не была незнакомкой для Наташи, губы задрожали и кротко вымолвили: - А…Алёна? Но, конечно же, этого тихого шепота никто не слышал, как и не видел саму разбитую девушку, ноги которой резко подкосились, и она упала прямо на грязную землю. Слёзы..? Они были бы так к стати, но их не было. Просто не было и всё тут. Хотя в душе Наташа рыдала, просто разрывалась на кусочки, которые было бы уже невозможно склеить никогда. Но ведь этого никто не видел, никто не мог заметить. Перед смертью, она назвала её своим другом, другом, который поддержал её, но видимо девушка просто не учла, в чём именно её поддерживают. Мысли, что сейчас сталкивались друг о друга в её голове, были запутанными и непонятными, но одна из них билась куда сильнее остальных. Нет, это не был крик безысходности или боли. Это не были горькие воспоминания о любимом человеке, который сейчас обнимал совсем другую, это было чётко выраженное: «Что произошло с Мариной?!» Как только Наташа смогла подняться на ноги, она быстро кинулась в сторону улицы, на которой проживала её подруга, не та, что поддержала её в столь глупом деле, как суицид, а та, что постоянно была рядом и громче всех кричала, отговаривая Наташу в тот момент. Марина и Наташа были подругами с детства, ходили в один детский садик, затем в школу, а главное жили по соседству, а точнее в соседних подъездах. Вот уже совсем скоро Наташа добежала до двери в подъезд и уже собиралась войти, как услышала слова, сидящих на скамейке недалеко старушек: - А ты слышала, Маринку-то из десятой квартиры в психушку определили! - Как это? Ведь такая девчонка примерная, пройдёт мимо, поздоровается всегда, если нужно будет, поможет. - Так и я про тоже! Срыв у неё случился, почему не знаю, но говорят, она с крыши спрыгнуть хотела, да не успела, мать вовремя спохватилась, что дочки дома нет. - Батюшки, а куда хоть поместили-то? - Да в седьмую больницу, али я не ошибаюсь. - Бедная девочка, как так, ведь хорошая такая была… правильно говорят, в тихом, да омуте, черти ядрёные… Последних слов Наташа уже не слышала, как только она смогла разобрать номер больницы, она со всех ног кинулась туда. Психиатрическая больница номер семь находилась в пяти кварталах от дома девушки, поэтому к её дверям она прибежала уже тогда, когда часовая стрелка пересекла границу ночного времени, а на улицы города надвинулась смертельная тишина ночного демона. Наталии впервые показалось, что её положение пригодилось ей, она незаметно прошла через охрану и без каких-либо преград заглядывала в палаты уже спящих больных. Вскоре она обошла около пятнадцати палат первого этажа, но подругу так и не смогла найти. Девушка уже явно была на нервах, как только представляла, что больница включает в себя целых три этажа, но резко ей пришлось остановиться. Её вынудил это сделать до боли знакомый женский голос, что сейчас раздался за спиной. Такой умиротворённый, сейчас он казалось немного оживился, и произнесённое им тихое: «Наташа?», казалось не таким мрачным и безразличным. В горле встал комок, не столько от удивления, сколько от страха обернуться. - Мари? – негромко произнесла девушка, не понимая, почему подруга смогла увидеть её. Затем она постепенно обернулась, душу вновь начало рвать на куски от увиденного. Ранее жизнерадостная и яркая Марина стояла в длинном сероватом балахоне, касаясь холодного пола босыми ногами. Растрёпанные чёрные волосы сейчас контрастно выделялись на фоне совсем бледной кожи. Ранее сверкающие жизнелюбием глаза теперь уже были наполнены огромной горечью, а главное, были все красные от слёз, что выплакала молодая школьница за все эти дни. Её потрескавшиеся губы постепенно приняли вид лёгкой улыбки, а вскоре она разомкнула их вновь: - И правда ты… только ты всегда называла меня «Мари», так значит… значит ты не умерла? Её голос. Он был наполнен некой надеждой, которая разрывала сердце, когда только стоило подумать, что сейчас этой надежды не станет. Марина была словно странное создание, которому постоянно требовалось солнце, но ему приходилось жить в вечной темноте. И сейчас, когда лучи солнца вновь стали проявляться, она может и понимала, что всё это лишь обман, но свято верила, что солнце вновь взойдет, точнее, хотела верить. В горле Наташи застрял огромный комок, а губы двигались в постоянном танце слов, однако ничего не было слышно. Голос словно замирал где-то в глубине и не хотел вырываться на волю. По губам читалось лишь: «Боже, что же я сделала с тобой?» Улыбка вскоре пропала с лица Марины, и она вновь начала казаться душевно мёртвой. - Наташа, почему ты молчишь? – раздался её умиротворённый голосок, который не нёс в себе лишних эмоций. Но вдруг, раздался резкий мужской голос за спиной Натали: - Наконец я тебя нашёл, с кем ты разговариваешь? Мужчина в белом халате вскоре прошёл рядом с Наташей, следуя к её подруге. Он держал руки за спиной, и девушка отчётливо могла видеть шприц с большой дозой успокоительного. - Я говорю с Наташей, я ведь говорила вам, она жива, а вы не верили мне. Голос Марины оставался таким же мёртвым, но на лице её вновь появилась совсем лёгкая улыбка. Она смотрела на мужчину, словно, доверяя ему, но это было не так. Этим тёплым взглядом она смотрела не на него, а через него. На всю ту же Наташу, что стояла на том же месте, не смея шагнуть в сторону. - Марина, он, - начала говорить девушка, когда голос, наконец, вернулся, но поняла, что уже поздно. Врач резко всадил шприц в оголённое плечико больной и та постепенно начала терять сознание. - Не стоило выходить тебе из палаты, а о возвращение домой, думаю, и вовсе теперь можно забыть, - сказав это, мужчина взял худенькую девушку на руки. Та в своё время уже почти закрыла глаза, но с её тоненьких бледных губ, всё также не пропадала улыбка до тех самых пор, пока веки полностью не опустились, скрыв за собой умиротворённое зеркало её души. Глава VI. Причина третья. "Матерей – не жалеют." Максим Горький. После посещения психбольницы, в которой находилась Марина, Наташа была совсем подавлена из-за увиденного. Она смирно сидела на подоконнике кухонного окна и смотрела на улицу её родного городка. Рассветало. В коридоре послышались шаги, а затем голос Елизаветы, которая будила свою младшую дочь. Обычное утро, ничем особенным этот день не отличался. Однако, буквально через полчаса после пробуждения, на всю квартиру раздался звонок домашнего телефона. Раечка, быстро навострившись, хотела сама снять трубку, однако мама опередила её, понимая, что на домашний номер им звонят только по важным вопросам. Телефон находился в комнате, поэтому самого разговора Наташа не слышала, а может просто не хотела слышать. Она была полностью подавлена и втоптана в грязь. Перед глазами девушки постоянно плыла картина ни живой ни мёртвой Мари. Ей сейчас хотелось просто заплакать, почувствовать наконец этот холодок слёз на щеках, но, несмотря на её состояние, слёз не было. Тем временем её мать повесила трубку, Натали смогла разобрать из звуков, что доносились из комнаты лишь тоненький голос Раечки. - Мамочка, ты в порядке? – спрашивала девочка, слегка напуганным тоном. Именно это слышала девушка, но не придала этому вопросу никакого значения. Как она посчитала, ей уже хватило различных весточек судьбы, и как ей казалось, ничего хуже уже не случиться. Ошибалась ли она? Пожалуй, да. Причём ошибка в её рассуждение была колоссальна. Через час дом опустел, лишь рыжий кот дремал на старенькой кресло качалке Ирины Ивановны, тихонько посапывая. Наташе надоело находиться в подобной обстановке, поэтому она предпочла застоялой тишине гул улиц и вскоре пошла прогуляться. Прогулка молодой девушки изрядно затянулась, хотя она ходила лишь по парку, в котором когда-то они с Мариной любили кататься на роликах летом. Её состояние было всё так же неизменно. Пожалуй, сейчас она предпочла бы умереть ещё раз, если бы могла это сделать. Но постепенно демон темноты вновь окутывал городок в свои объятия, поэтому Натали направилась к своему дому. Зачем она постоянно возвращается домой, ведь это уже не столь важно? Она и сама не понимала. Точнее она отчётливо знала это, но всячески отрицала и закапывала этот факт ещё глубже в душу. Она попросту отрицала то, что ей по-настоящему дороги её мама и сестрёнка, поэтому каждый день она идёт домой, чтобы проведать, всё ли с ними нормально. Но на этот раз её ждало не совсем приятное известие… Наташа уже подошла к двери квартиры, когда обнаружила, что она открыта нараспашку, а внутри стоит некий странный шум, который состоял из множества совершенно чужих голосов. И только после нескольких минут девушка смогла разобрать знакомый звук во всём этом сплетение шума. Этот звук с некоторых пор проходил по сердцу девушки острым ножом. Это был детский плач. Он был очень громким, однако в кутерьме других звуков его всё равно было еле слышно. «Раечка?!» - быстрой стрелой пролетела мысль в голове Наташи, и она вбежала квартиру. Картина, которую она увидела перед собой, была ужаснее всех тех, что ей приходилось видеть до этого. В прихожей, практически у самой входной двери, на старенькой верёвке, что была привязана к устойчивой люстре, висело бездыханное тело её матери. Вновь это чувство, которое пожирало девушку изнутри, на этот раз оно усилилось в двое, нет, в трое раз. Её мать, её любимая мамочка, которая растила её все эти годы… сейчас её уже больше не было. И вновь ком в горле, а главное такое желание почувствовать слёзы, чтобы хоть как-то выдать своё состояние, но нет. Их вновь не было и от этого на душе становилось ещё тяжелее. Вокруг тела творился какой-то хаос. Всего в квартире было пятеро незнакомых Наташе человек. Один из них вился вокруг её мамы и снимал всё на фотоаппарат, другой записывал. По форме девушка смогла понять, что это была полиция. Но ещё трое взрослых людей? Она не понимала кто это. Один из них, довольно рослый мужчина стучал в запертую дверь комнаты, из которой доносился тот самый детский плач. Когда Натали смогла оторвать глаза от тела столь дорогого ей человека, она наконец вслушалась в разговоры, что крутились вокруг, всё смешалось в голове, но она отчётливо слышала две фразы: «Это самоубийство», и «Девочка осталась теперь совсем одна». В голове её сразу же возник вопрос: «Почему одна?! А как же бабушка?». Но только она подумала об этом, как на глаза сразу попались какие-то бумаги. На том листе, что лежал сверху, жирным, чёрным шрифтом было крупно написано: «Свидетельство о смерти». - О нет, донорское сердце, оно, что… не запустилось? Боже, бабушка! Теперь уже Наташа говорила вслух, но её всё равно никто не слышал. Ноги подкосились под тяготой всего ужаса, что творился вокруг, она хотела упасть, но мысль о сестре не давала ей этого сделать. Она вновь вслушалась уже в слова женщины, что сейчас говорила по телефону, её разговор звучал, примерно, так: «То есть, как вы не можете забрать девочку к себе? Но Василий Михайлович, это ведь ваша пле… он повесил трубку», - говоря это, женщина убрала телефон и тяжело вздохнула, глядя на дверь, за которой была Рая. - Ясно, они звонили дяде. Получается он, действительно, единственный родственник, который мог бы приютить Раю… Однако не успела Наташа закончить мысль, как раздались слова ещё более ужасные: «Похоже, её придётся отдать в детский дом» Эти слова повергли в шоковый ужас не только старшую девочку, но, видимо, их услышала и сама Раечка. Ноги Наташи окончательно «сломались» и она рухнула на пол, схватившись руками за волосы. Раздался громкий крик, который был похож на рёв, однако его никто не слышал. Скорее наоборот, все обратили внимание на застывшую тишину, ведь из комнатки уже не доносился плач. Мужчина, что ранее бился в дверь спальни, сейчас резко прекратил это делать, ведь дверка постепенно начинала открываться. Вскоре от туда вышла сама Рая, которая всхлипывала и ели могла удержать своего мишку в руках. Она медленными и нерешительными шажками подошла к женщине, которая недавно говорила по телефону. Девочка явно старалась не смотреть на тело матери, словно боясь это делать. - Тётенька, а меня теперь отвезут в детский дом? – негромко произнесла Раечка, подняв заплаканные глаза на работника охраны опеки. Женщина немного помедлила, переглянувшись с мужчиной, что стоял рядом, но в итоге присела на корточки и, проведя рукой по волосам Раи, ответила: - Да, но ты не переживай, там очень хорошо и деток много, тебе будет весело. Рая имела представление, что такое детский дом, так как сама Наташа часто злясь на младшую сестру, пугала её фразами: «Не уйдёшь от сюда, дорога тебе или в больницу, или в дет дом!», однако, несмотря на столь грубые фразы, девочка всё равно любила старшую сестру и не сердилась, а просто спрашивала у бабушки, что такое этот детский дом. Ирина Ивановна старалась смягчать представление девочки, однако однажды она подошла с этим вопросом к самой Наташе и та грубо объяснила ей всё, основываясь на реальных фактах. С тех пор Рая постоянно спрашивала у мамы, которая приходила целовать её на ночь, не собирается ли та отдавать её в детский дом и с того момента, это стало для девочки главным кошмаром. Именно поэтому после слов женщины, Раечка снова тихо заплакала, и стояла пару секунд, опустив взгляд в пол, чувствуя, как совершенно чужая ладонь гладит её по белокурым волосам. Но затем, девочка громко крикнула: - Не хочу в детский дом! И откинув от себя руку женщины, быстро выбежала в подъезд, а затем уже и на улицу. В своём лёгком платьице, в одних лишь беленьких носочках, еле придерживая своего мишутку, она быстро бежала, куда глаза глядят, не оборачиваясь назад и, не обращая внимания на темноту, которая всегда пугала её. Наташа стояла посреди коридора, не понимая до конца, что же вокруг вообще творится. Однако на какие-либо рассуждения времени не было. Девушка, не думая, ринулась бежать за сестрой. Последнее, что она слышала, из разговоров в её же квартире, был голос женщины, которая недавно разговаривала с Раечкой, она описывала кому-то внешний вид сбежавшей девочки и просила найти её. Конечно, этот факт немного сдвинул камень страха, что сейчас упал на душу к Наташе. Но зная, как работает городская полиция… даже комментарии были излишни. Вскоре девушка выбежала из подъезда и, не останавливаясь, продолжила свой путь. Только вот она сама не знала, куда убежала её сестрёнка, девочка уже скрылась из виду. Натали не понимала, почему она бежит именно сюда, почему здесь заворачивает, но она чувствовала, что именно этот путь был правильным. В голове сейчас шумела лишь одна мысль – найти Раечку. Изредка приходили другие страшные мысли. Вдруг она заблудиться? Вдруг попадёт под машину? Она же ещё совсем ребёнок. Маленький и беззащитный. Именно подобные рассуждения заставляли сердце девушки колотиться сильнее. Страх поглотил всё тело, страх потерять то, что раньше казалось ненужным. Только вот, Наташа и представить себе не могла, какой ужас произойдёт в дальнейшем… Глава VII. Причина четвёртая. «Что имеем – не ценим, потерявши, плачем». Древняя поговорка. Резкое облегчение настало, когда девочка всё-таки была найдена. Наташа остановилась, и улыбка появилась на её лице, но это чувство пришедшей эйфории длилось совсем недолго. В темноте девушка смогла рассмотреть, что рядом с её сестрёнкой стоят двое. Сильные, высокие мужчины, стояли они слегка «криво», это значило лишь одно, они оба были пьяны. Вновь это жгучее чувство страха. Внутри всё разом сжалось… - Смотри-ка какая милая, - слегка дёргающимся от опьянения голосом произнёс один из мужчин и наклонился к Раечке. Он провёл своим грязным толстым пальцем по фарфоровому личику девочки, которое сейчас было всё влажное от слёз. Рая редко всхлипывала, обычно она была очень дружелюбна даже с незнакомыми людьми, но эти двое явно вызывали у неё всяческое отвращение. Она сделала шажок назад. - Не… не трогайте меня, - испуганным шепотом проговорила девочка и сильнее сжала у себя в руках своего плюшевого мишутку. - Откуда ты у нас такая красивая? – послышался голос уже из-за спины Раи. Она наткнулась на второго мужчину, который в то время подошёл к ней со спины. - Мама! – резко и громко вскрикнула Раечка, наткнувшись на мужчину. - Тихо ты! Мужчина, что стоял сзади словно сменил милость на гнев, он резко схватил девочку и закрыл ей рот рукой. Его громадная ладонь приходилось на пол лица ребёнка. Рая начала стараться освободиться и выронила своего медвежонка, после чего она укусила обидчика за ладонь и вновь вскрикнула: - Мама! Мамочка! Её голос был тоненький, детский и даже сейчас, когда она кричала убиваясь в слезах он казался таким милым… нежным. - Паршивка! Человек, чья ладонь пострадала от укуса девочки, тут же ударил её и откинул в сторону. Рая, словно старый мешок с каким-то ненужным барахлом, ударилась об стену. Слёзы ручьём лились из её глаз, а затем послышалось лишь тоненькое: - Мне больно… - Постой на стрёме, - приказал всё ещё злой мужчина своему другу и пошёл к ребёнку. Тот сразу послушался. Он прошёл к месту, где всё ещё стояла Наташа, и стал поглядывать из-за угла, с целью осмотреть территорию. - Всё чисто. Мужчина лишь кивнул ему в ответ и вскоре совсем вплотную подошёл к еле живой девочке. Она была такой хрупкой и нежной, а с ней так жестоко обошлись. Казалось, её тельце было переломано пополам, а сама она даже и слова вымолвить не могла. - Отойди от неё! Немедленно! – во всё горло завопил Наташа, которая наконец-то смогла отойти от состояния, когда страх перекрывает путь словам, которые хотят вырваться наружу. Только вот её вновь никто не слышал. Она не могла ничего сделать. НИ-ЧЕ-ГО. Ей оставалась лишь стоять и смотреть на этот ужас. Смотреть, как над её маленьким чудом так жестоко издеваются. Он рвал на девочке одежду, постоянно избивал, когда та хотела прошептать хоть что-то, затыкал ей рот… а в конце концов надругался над маленьким, невинным существом. Наташа смотрела на всё это не в силах произнести и слова. Внутри её разрывал на куски такой порыв гнева к этому падшему созданию, что она хотела убить его самым жесточайшим способом. Но не могла. Не могла ничего сделать. - Рая… Раечка, - еле слышно шептала Наташа, постепенно падая на колени и иногда закрывая ладонями глаза, дабы хоть как-то укрыться от этого ужаса, - она же… она же ни в чём не виновата. Это я, это всё я. И вдруг, что-то влажное коснулось ладоней. Слёзы? Это, правда, были они? Но как? Она ведь не могла плакать. Однако факт фактом. По бледной коже сейчас ручьём стекали солёные дорожки. В этот момент всё закончилось. Послышался приглушённый крик: - Санёк, там люди идут, быстро сворачивайся. Уже совсем скоро эти двое скрылись из виду, как будто ничего здесь и не происходило. Наташа сразу же подбежала к сестрёнке. Она упала на колени перед нею и капли, капающие из глаз, начали падать на фарфоровую кожу личика этого забитого ангела. Девочка слегка приоткрыла свои голубые глаза. Её губы разомкнулись, и послышался совсем глухой шепот: - Наташа? Девушка вздрогнула от удивления. - Да, да, сестрёнка, я здесь, я рядом. Всё будет хорошо, слышишь, ты только держись, - быстро тараторила Наташа, пытаясь выдавить на лицо улыбку, однако слёзы всё равно продолжали быстро капать из глаз. - Я так рада тебя видеть, - ещё более тихо произнесла Рая, - мне… мне так больно. Я умираю, да? - Нет, нет, что ты. Ты ещё слишком маленькая чтобы, - вновь начала быстро говорить девушка, однако её прервал всё тот же негромкий шепот. - Я очень люблю тебя, сестричка… Он был последним. Постепенно, светлые глазки, которые раньше были постоянно наполнены задорным огнём детской жизни, закрылись. Рая умерла… Глава VIII. Всё ещё можно исправить… "Ошибки простительны, если они ведут к отказу от ошибочных взглядов и к поступкам, которые отсюда следуют." Станислав Лем. Жаркий летний день. На улицах небольшого городка была стандартная для него шумиха, все вновь куда-то спешили. Однако было местечко, где стояла редкая тишина. Парк в центре города. В будний день сюда мало кто заходит, поэтому, если прислушаться, можно было уловить песню какой-то неведомой птички, которая мило щебетала сидя на ветке зелёного дерева. Именно под таким деревом стояла скамейка, на которой в данный момент две молодые девушки негромко беседовали о чём-то. - Славный день, - проговорила одна из них, смотря на проплывающие в небе облака. - И не говори, - улыбаясь во всё лицо, произнесла её подруга. - Знаешь, Наташ, ты сильно изменилась после того инцидента. Стройная блондинка с красивыми карими глазами начала звонко смеяться, задумчиво смотря куда-то в сторону. - Что такого смешного я сказала? – в недоумении произнесла черноволосая девушка, сидящая рядом. - Эх, Мари, именно тот, как ты сказала «инцидент» напрочь изменил всю мою жизнь, - всё с той же улыбкой ответила блондинка, переведя взгляд весёлых глаз на подругу. - Я заметила, - Марина так же широко улыбнулась, - причём ты изменилась явно в лучшую сторону. Но вот только, ты так и не рассказала мне, что случилось тогда? С лица Наташи резко пропала улыбка. Она задумалась и подняла глаза к чистому небу. - Что случилось… ну, ты ведь знаешь, я тогда всё-таки порезала себе вены, хотела умереть. Вот дура. Потеряла сознание, затем много крови. Вскружила голову маме, бабушке. Но главное не в этом. Знаешь, пока я находилась без сознания, мне приснился сон… - Сон? – перебила её Мари. - Да, да, сон. - И что же это был за сон? Блондинка молчала. Она лишь глубоко вздохнула и поправила прядь волос, что сейчас упала ей на глаза. - Знаешь, Мари, а не важно, что было в этом сне, главное знаешь что? – с неким задором спросила Натали и посмотрела на подругу. - И что же? - находясь всё в том же недоумении, произнесла та. Наташа вновь промолчала. Она лишь крепко обняла девушку и только через минуту прошептала: - То, что я очень люблю тебя. Марина была удивлена и одновременно рада таким переменам в поведение подруги. Она тоже хотела что-то сказать, но её перебил гул телефона. Наташа резво достала источник звука из своего кармана и прочитала смс, что пришла ей. - Это мама, она зовёт меня обедать. Сегодня у нас будут вкусные пирожки по бабушкиному рецепту, пойдёшь со мной? – недолго думая, предложила Натали и поднялась со скамеечки. Марина улыбалась, смотря на неё, но не произносила ни слова. Воцарилось молчание, которое вновь же прервала Наташа: - Эм, Мари? Так ты идёшь? - А? Что? Да, конечно. Если пирожки по рецепту твоей бабушки, как я могу отказаться? Марина так же поднялась со скамейки и сразу же проследовала за подругой, которая уже направлялась к своему дому, махая рукой, как бы говоря, чтобы Мари шла за ней. «Знаешь, Наташ, я не знаю, что там было в твоём сне, но спасибо ему большое за настоящую тебя», - всё также улыбаясь, думала брюнетка, смотря на радостную девушку, которая, наконец, ощутила всю сладость жизни.
Drew: Lady Winter Здорово! Что вдохновило на написание ?
Lady Winter: Drew, близкую подругу когда-то посещали мысли о суициде, в какой-то мере рассказ написан был для неё.
Drew: Надеюсь, он ей помог...
полная версия страницы